Каждый раз они съезжают с этой темы и, улыбаясь мне, как несмышленому ребенку, продолжают молча жить дальше, словно ничего не произошло.

– А тебе, я вижу, понравилось его решение! Думаю, ты даже рад! Ведь теперь никто тебе не помешает увиваться за мной, да? Думаешь, я ничего не вижу? Думаешь, не знаю, что ты хотел бы оказаться на месте Матвея?

– Думай, что говоришь, – Самсон нахмурился, словно я сейчас всё выдумала. – Матвей мне, как брат.

– Но не брат. Да и не смотрят на невесту брата так, как ты смотришь на меня.

Яра передёрнуло от моих слов, а я снова отвернулась к окну.

* * *

Очередной труп вынесли из моей камеры, а сопливый конвоир посмотрел на меня с жутким страхом в глазах.

– Ну ты и урод.

– Закрой пасть, петух, пока я тебя так же не разделал.

Сучок по-быстрому свалил, видимо, поняв, что я нихрена не шучу. Не то настроение.

Уже месяц сплю урывками и не поворачиваюсь спиной к другим зекам. Синему срочно меня нужно убрать, да всё никак не получается. Но если палачей будут подсаживать с такой же завидной регулярностью, то скоро им удастся пришить меня.

Лишь мысль о Стешке и моём ребёнке придавала сил. Сворачивая шеи, и разворачивая грудные клетки ублюдков, я думал лишь о них. О моей семье. Я рвал их и ломал, как соломенных человечков и похеру, сколько ещё убийств придётся совершить, сколько голов проломить и вытащить кишок. Я – Север. Меня не сломить.

* * *

– Северов! На выход! – дверь камеры открылась.

Это что? Очередная попытка шлёпнуть меня? Как умно. Словно за ребёнком охотятся, честное слово. Для себя уже решил, что Синего буду убивать медленно, смакуя каждое мгновение его агонии. За каждую минуту, проведённую в камере. За каждую секунду ожидания палачей.

– Уже бегу… Мусорок, – назвать вертухая «начальником» отчего-то не повернулся язык.

Сопливый пацан. Если захочу, одной рукой его удавлю и пискнуть не успеет. Неужто он меня мочить собрался? Смешно. И даже обидно. Я, блядь, Север, мать вашу! Этот сморчок обосрётся раньше, чем я подумаю о его убийстве.

– Куда идём?

А может не он грохнуть меня должен? Подсадит к какому-нибудь наёмнику, а потом сделают вид, что я в драке погиб. Логично. Если не брать во внимание, сколько раз за прошедший месяц они пытались это сделать. Похоже, Синий крепко взял за яйца начальника зоны.

– Пришли к тебе, – буркнул сопляк, а меня током по позвоночнику прошибло.

Неужели Стешка? Блядь, я же запретил Самсону отпускать её сюда! Только хари моей покоцанной ей сейчас не хватало. Но вместе с тем испытывал дикую радость оттого, что кошку свою увижу. Как прижму её к себе, как вдохну запах её сумасшедший. Как в глаза кошачьи загляну. Маленькая моя, как же я сохну по тебе. Выть хочется по ночам, когда думаю о ней, а думаю я постоянно.

Вспоминаю наше знакомство дурацкое, как влюбился в неё дико, неожиданно и пиздец как странно. И жру себя поедом, что не забрал её и к матери не укатил. Нахрена я остался в России, зная, сколько врагов пускают слюни на мою семью. На моё слабое место, которого раньше не было.

Ублюдки не могли до меня добраться, когда был один. Никаких рычагов давления не существовало. А теперь я, как марионетка, пляшу под дудку старого педрилы, который даже не вор, а так, отрыжка девяностых. Один из тех, кто имел амбиции, но так никем и не стал. А теперь это дерьмо решает, сколько и как мне жить, потому что я был самоуверенным долбоёбом, позволившим врагам подобраться настолько близко.

Предвкушая встречу со Стешей, впервые за долгое время улыбнулся. Даже сердце в груди забилось с новой силой. Жить захотелось, как никогда.

И облом.

Обломище, я бы сказал.

В комнате свиданий Стеши не было. За то был Ворон.

– Охренительно просто. Что надо? – встретил его не особо приветливо.

Если учесть, что мы уже давно не друзья и даже не хорошие знакомые, то вообще не понятно, чего Костик припёрся на зону.

– И тебе привет, друг.

– Тамбовский волк тебе друг, как тут говорят, – огрызнулся, отчаявшись увидеть свою маленькую.

– А может сначала поговорим по-человечески, а потом, если уж не успокоишься, можем и попинать друг друга? – Костя присел за стол.

– Не вижу смысла. Ещё что-то? Тогда я пошёл, – поднял руку, чтобы постучать в дверь, но она открылась и в комнату вошла Стеша.

– А теперь ты тоже захочешь уйти?

– Маленькая моя, кошка моя, – сжимал меня в объятиях до хруста костей. – Стешка моя!

Словно слепая из-за слёз, что застилали глаза, изучала руками его лицо, отмечая новые шрамы и свежие гематомы. В груди сердце то останавливалось, то грозилось сломать ребра своим неистовым стуком. Он убирал мои руки со своего лица, целовал их и что-то шептал, но я не слышала из-за оглушающего шума в глазах.

Сколько я его не видела? Месяц? Всего лишь месяц, а ощущение, как будто вечность целая прошла. И его запах, этот его сумасшедший запах. Звериный, острый, от которого между ног сразу влажно становится.

– Выйди! – рычит мне в губы и вопреки своим собственным словам прижимает меня к себе крепче, яростнее.

Только когда Костя молча проходит мимо нас и за ним хлопает железная дверь, я понимаю, что Матвей говорил с ним.

– Я скучала… – это все, что смогла выжать из себя.

А ведь я столько хотела рассказать ему, столько поведать… Даже первые фотографии нашего малыша с узи принесла. Но увидела и дара речи лишилась. Только больно так, словно в кипящую лаву меня окунули. Душа, кажется, ободрана, освежевана и кровоточит, кровоточит…

– Скучала? А почему ослушалась меня? Нахрена пришла сюда? И где, мать его, Самсон? – неожиданно оттолкнул меня и склонился, взяв меня за подбородок. – Ты не должна была сюда приходить!

А мне ещё больнее. Как будто ножом тупым по сердцу полосуют. Как он может так говорить?! Да я же жила этот месяц лишь мыслями о нём! Мне кусок в горло не лез! Спать по ночам не могу, каждый сон с ним в главной роли!

– Потому что захотела! Захотела и пришла! Думаешь, какой-то Самсон сможет меня удержать?! – толкнула его в грудь и тут же к ней прижалась, обнимая, пытаясь раствориться в нём. – Мне так плохо без тебя, Матвей… Слышишь? Я сломана без тебя!

Он лишь в своё тело меня вжимает и молчит. Ни слова не говорит. А мне сейчас так необходимы его слова. Хотя бы кусочек сладкой лжи, что всё наладится, обойдётся, что он вернётся ко мне. Но он молчит…

– Матвей… Я хочу малыша родить нашего, чтобы ты рядом был. Хочу видеть, как ты на руки его возьмёшь, – а слёзы градом по щекам, топя меня в солёной безысходности. – Не молчи, прошу… Скажи мне что-нибудь. Скажи.